257 Укрывая Гилберта собственным пальто, Иван тихонбко напевает колыбельную. Сквозь прочное стекло из льда его голос наверняка не может пробиться, но это нисколько не останавливает упрямого Россию. - Спи, мой хороший. До весны осталось совсем чуть-чуть. До весны и правда осталось немного – двадцать один день. Двадцать один день до того момента, когда Пруссия очнется, когда растает, расколется лед, и Брагинский вновь сможет обнять упрямца, прижать к себе замерзшее тело, зацеловать Гилберта с ног до головы, посмеиваясь над вялыми попытками вырваться. - Прости, - шепчет Иван, когда остается один день. – Ты же понимаешь, насколько это было необходимо. Пруссия молчит, не шевелится, но Брагинский чувствует на себе его испепеляющий взгляд. От ярости Гилберта немного щекотно и очень, просто нестерпимо жарко. Странно, что этот жар ещё не растопил лед. Иван обнимает ледяной гроб и пристально смотрит. Он ждет, считает минуты до момента пробуждения. - Что бы я стал делать, если бы ты ушел? Громкий хруст перебивает его на полуслове. Тюрьма раскалывается на части, лед тает от тепла, исходящего с двух сторон. Когда Пруссия открывает глаза, Брагинский сидит рядом - кажется, будто он уснул. Байльшмидт протягивает руку, в которой до сих пор зажаты подсолнухи и осторожно гладит Россию по щеке, щурится от яркого солнца и глубоко-глубоко вдыхает свежий воздух. - Спасибо, - шепчет он, видя, что Брагинский не шевелится. – Если б не было тебя, я бы не пережил Стену. Спасибо. Если бы Гилберт узнал, что Иван не спит, он бы собственноручно вырвал себе язык. Но он не знал и поэтому, забывшись, крепко держал его за руку и ждал, когда окончательно растает лёд.
Иван не так давно стал Снежным Королем. У него теперь есть снега, вьюги и метели, холод и стужа. У него ледяные руки и кристально-ясные глаза, сколько бы он ни выпил. Это наказание, должно быть – нельзя напиться и утонуть в жалости к себе. Кто же пойдет добровольно к такому чудовищу, кто же захочет быть заключенным в его ледяные объятия? Все, кто хотели – уже пришли, и теперь Брагинский идет между ними, спящими вечным сном, по страшному коридору, ледяному, смертоносному. Ему не холодно – ведь он здесь король, а снег – все лишь его слуга. Здесь он вечен и всесилен, и русский сильнее: ему не бывает холодно. Это – зал, с высокими потолками, стеклами в морозных узорах и поземкой по полу. У дальней стены – его последний гость. Последний их тех, кого Иван рискнул пустить в свои владения. Тихий огонек ивановой надежды потух вместе в блеском алых глаз. Брагинский в несколько шагов пересек залу и присел рядом с огромным, ледяным монолитом, в котором навсегда застыл прусс. Его ничуть не испортила смерть: светлая кожа так и осталась светлой и чистой, белесые ресницы оказались запорошены снегом, а в руки были вложены несколько подсолнухов, прекрасных даже в этом ледяном плену. Тогда, казалось, столетие назад, глядя на синие и подрагивающие губы еще живого Гилберта, русский поклялся: никто. Никогда. Не умрет из-за него. Никто больше не падет жертвой страшной метели и ледяных поцелуев. Никто. Никогда. Ледяной, величественный замок задрожал зыбкой марью и исчез. Только поземка мела на том месте, где он только что стоял.
Говорят, у Ивана Брагинского нет сердца. Вся Европа считает это достойной темой для обсуждения, создавая гротескный образ северянина. Они не стесняются обсуждать всё даже при нем, считая слишком не дальновидным и глупым, чтобы понять их разговоры. Россия на это только усмехается - они забывают, что большинство их гениальных ученых, даже если брать только Америку, бежали с его территорий во время красного террора, т.е. де факто - мозги были сданы в аренду. Но это не суть важно и мало касается темы разговора.
Все верят, что у Ивана Брагинского нет сердца. Мировое сообщество боится русского и принимает тезис завистников о бессердечности за чистую монету. Откуда им знать, что на душе у славянина, когда так бессовестно вытирают ноги об его культуру и якобы не существующее сердце.
Считают, что у Ивана Брагинского нет сердца, но только самые близкие знают, что оно есть, но оно слишком остыло и оледенело от времени и одиночества, в которое его с головой окунали далеко не однократно. Ведь видят же только ледяного, вечно пьяного монстра с краном и дьявольским взглядом, хотя и не догадываются, что это выдумка, а Россия - совсем другой человек, а не эта куча стереотипов и слишком ярких преувеличений.
А что сам фиалковоглазый?
Да, у Ивана Брагинского нет сердца - оно вырвано из груди и покрыто коркой льда. Все оказались правы. Его сердце умерло в октябре 1991 года, когда Гилберт Байльдшмидт окончательно перестал существовать. Его сердце было заморожено им самим в огромную глыбу льда, чтобы сохранить хоть частичку его тепла.... Иван верит, что когда-то он обязательно сможет освободить Пруссию из ледяного плена и вдохнуть в него жизнь, сможет воскресить своё сердце. А пока.... - С днем рождения... - шепчет русич, прижимаясь к отполированной ледяной "крышке" импровизированного гроба, внутри которого лежит Гилберт с букетом подсолнухов, навечно застывший во всем своём ледяном великолепии.
Первая дорога – сидеть, ждать смирно. Быть каменно спокойным, быть абсолютно мирным, Только ветер знает, сколько нужно силы, Чтобы не слететь с катушек и ждать судьбы красиво! (Люмен)
Огромное спасибо вам, дорогие авторы. Не ожидала такого количества исполнений, честно сказать, тем более таких хороших. Безумно счастлива) Очень красивые, атмосферные тексты) Заказчик, можно вас увидеть? Вот она я, простите, припозднилась)
Укрывая Гилберта собственным пальто, Иван тихонбко напевает колыбельную. Сквозь прочное стекло из льда его голос наверняка не может пробиться, но это нисколько не останавливает упрямого Россию.
- Спи, мой хороший. До весны осталось совсем чуть-чуть.
До весны и правда осталось немного – двадцать один день. Двадцать один день до того момента, когда Пруссия очнется, когда растает, расколется лед, и Брагинский вновь сможет обнять упрямца, прижать к себе замерзшее тело, зацеловать Гилберта с ног до головы, посмеиваясь над вялыми попытками вырваться.
- Прости, - шепчет Иван, когда остается один день. – Ты же понимаешь, насколько это было необходимо.
Пруссия молчит, не шевелится, но Брагинский чувствует на себе его испепеляющий взгляд. От ярости Гилберта немного щекотно и очень, просто нестерпимо жарко. Странно, что этот жар ещё не растопил лед. Иван обнимает ледяной гроб и пристально смотрит. Он ждет, считает минуты до момента пробуждения.
- Что бы я стал делать, если бы ты ушел?
Громкий хруст перебивает его на полуслове. Тюрьма раскалывается на части, лед тает от тепла, исходящего с двух сторон.
Когда Пруссия открывает глаза, Брагинский сидит рядом - кажется, будто он уснул.
Байльшмидт протягивает руку, в которой до сих пор зажаты подсолнухи и осторожно гладит Россию по щеке, щурится от яркого солнца и глубоко-глубоко вдыхает свежий воздух.
- Спасибо, - шепчет он, видя, что Брагинский не шевелится. – Если б не было тебя, я бы не пережил Стену. Спасибо.
Если бы Гилберт узнал, что Иван не спит, он бы собственноручно вырвал себе язык. Но он не знал и поэтому, забывшись, крепко держал его за руку и ждал, когда окончательно растает лёд.
Иван не так давно стал Снежным Королем. У него теперь есть снега, вьюги и метели, холод и стужа. У него ледяные руки и кристально-ясные глаза, сколько бы он ни выпил. Это наказание, должно быть – нельзя напиться и утонуть в жалости к себе. Кто же пойдет добровольно к такому чудовищу, кто же захочет быть заключенным в его ледяные объятия?
Все, кто хотели – уже пришли, и теперь Брагинский идет между ними, спящими вечным сном, по страшному коридору, ледяному, смертоносному. Ему не холодно – ведь он здесь король, а снег – все лишь его слуга. Здесь он вечен и всесилен, и русский сильнее: ему не бывает холодно.
Это – зал, с высокими потолками, стеклами в морозных узорах и поземкой по полу. У дальней стены – его последний гость. Последний их тех, кого Иван рискнул пустить в свои владения. Тихий огонек ивановой надежды потух вместе в блеском алых глаз. Брагинский в несколько шагов пересек залу и присел рядом с огромным, ледяным монолитом, в котором навсегда застыл прусс. Его ничуть не испортила смерть: светлая кожа так и осталась светлой и чистой, белесые ресницы оказались запорошены снегом, а в руки были вложены несколько подсолнухов, прекрасных даже в этом ледяном плену. Тогда, казалось, столетие назад, глядя на синие и подрагивающие губы еще живого Гилберта, русский поклялся: никто. Никогда. Не умрет из-за него. Никто больше не падет жертвой страшной метели и ледяных поцелуев.
Никто. Никогда.
Ледяной, величественный замок задрожал зыбкой марью и исчез. Только поземка мела на том месте, где он только что стоял.
Вряд ли. Мы с вами не знакомы.
автор 2
Все в порядке.
читатель
Говорят, у Ивана Брагинского нет сердца. Вся Европа считает это достойной темой для обсуждения, создавая гротескный образ северянина. Они не стесняются обсуждать всё даже при нем, считая слишком не дальновидным и глупым, чтобы понять их разговоры. Россия на это только усмехается - они забывают, что большинство их гениальных ученых, даже если брать только Америку, бежали с его территорий во время красного террора, т.е. де факто - мозги были сданы в аренду. Но это не суть важно и мало касается темы разговора.
Все верят, что у Ивана Брагинского нет сердца. Мировое сообщество боится русского и принимает тезис завистников о бессердечности за чистую монету. Откуда им знать, что на душе у славянина, когда так бессовестно вытирают ноги об его культуру и якобы не существующее сердце.
Считают, что у Ивана Брагинского нет сердца, но только самые близкие знают, что оно есть, но оно слишком остыло и оледенело от времени и одиночества, в которое его с головой окунали далеко не однократно. Ведь видят же только ледяного, вечно пьяного монстра с краном и дьявольским взглядом, хотя и не догадываются, что это выдумка, а Россия - совсем другой человек, а не эта куча стереотипов и слишком ярких преувеличений.
А что сам фиалковоглазый?
Да, у Ивана Брагинского нет сердца - оно вырвано из груди и покрыто коркой льда. Все оказались правы.
Его сердце умерло в октябре 1991 года, когда Гилберт Байльдшмидт окончательно перестал существовать.
Его сердце было заморожено им самим в огромную глыбу льда, чтобы сохранить хоть частичку его тепла....
Иван верит, что когда-то он обязательно сможет освободить Пруссию из ледяного плена и вдохнуть в него жизнь, сможет воскресить своё сердце.
А пока....
- С днем рождения... - шепчет русич, прижимаясь к отполированной ледяной "крышке" импровизированного гроба, внутри которого лежит Гилберт с букетом подсолнухов, навечно застывший во всем своём ледяном великолепии.
Автор 3
админ
Очень красивые, атмосферные тексты)
Заказчик, можно вас увидеть?
Вот она я, простите, припозднилась)