Эта комната – как их собственный маленький мир. Или кладбище забытых и никому уже не нужных вещей. Что, возможно, одно и тоже. Братья веками относят сюда ставшие бесполезными вещи, не в состоянии выкинуть их. Кого-то душит жалость, кого-то бессмысленное накопительство. В этой комнате сплошь голые бетонные стены и пол. Венециано как-то пробовал рисовать на стенах, чтобы хоть как-то оживить их, но краска быстро отшелушивалась и опадала, являя миру все тот же равнодушно-серый бетон. Пол устлан почти столетней давности газетами, Родериховыми нотными листами. Каждый из них приходит сюда, когда ему грустно или одиноко, дышит вековой пылью, ковыряет заплаты на продавленном диване. Романо злится, ест томаты, глухо ругается и кидает их в стены. На сером бетоне расплывается кровянисто-красное пятно. Ловино размахивает каким-либо оружием, метает в стену кинжалы и, напоследок пнув диван, уходит. Венециано ведет себя совсем не так. Он приходит тихий и странно-меланхоличный, рассматривает старые вещи, читает уцелевшие газеты и теребит на шее железный крест. Уходит все такой же тихий, словно отчего-то не решаясь шуметь в этом месте, но улыбающийся. Шаг за дверь – и это вновь тот же раздолбай-Феличиано. Братья редко оказываются в комнате вместе. Так легче и одновременно тяжелее. Романо бурчит, грызет томаты и покрикивает на брата. Венециано послушно слушает и рассеяно смотрит в сторону. Романо замолкает и пинком кидает в стену что-то старинное и бьющееся. Венециано обнимает его, и они сидят так до самого утра. Эта комната – их собственный мир. А может быть, просто склад ненужного барахла.
-
-
12.07.2011 в 12:17Эта комната – как их собственный маленький мир. Или кладбище забытых и никому уже не нужных вещей. Что, возможно, одно и тоже.
Братья веками относят сюда ставшие бесполезными вещи, не в состоянии выкинуть их. Кого-то душит жалость, кого-то бессмысленное накопительство.
В этой комнате сплошь голые бетонные стены и пол. Венециано как-то пробовал рисовать на стенах, чтобы хоть как-то оживить их, но краска быстро отшелушивалась и опадала, являя миру все тот же равнодушно-серый бетон.
Пол устлан почти столетней давности газетами, Родериховыми нотными листами.
Каждый из них приходит сюда, когда ему грустно или одиноко, дышит вековой пылью, ковыряет заплаты на продавленном диване.
Романо злится, ест томаты, глухо ругается и кидает их в стены. На сером бетоне расплывается кровянисто-красное пятно. Ловино размахивает каким-либо оружием, метает в стену кинжалы и, напоследок пнув диван, уходит.
Венециано ведет себя совсем не так. Он приходит тихий и странно-меланхоличный, рассматривает старые вещи, читает уцелевшие газеты и теребит на шее железный крест. Уходит все такой же тихий, словно отчего-то не решаясь шуметь в этом месте, но улыбающийся. Шаг за дверь – и это вновь тот же раздолбай-Феличиано.
Братья редко оказываются в комнате вместе. Так легче и одновременно тяжелее. Романо бурчит, грызет томаты и покрикивает на брата. Венециано послушно слушает и рассеяно смотрит в сторону. Романо замолкает и пинком кидает в стену что-то старинное и бьющееся. Венециано обнимает его, и они сидят так до самого утра.
Эта комната – их собственный мир. А может быть, просто склад ненужного барахла.
-
-
12.07.2011 в 12:29з.