«Я подарю тебе новые воспоминания». «Новые? – осторожно спрашивает мальчик. – А куда денутся старые?» «Они просто… исчезнут. Утонят в море новой жизни, новых чувств, новых воспоминаний…» «А они… будут там, где ты, братик? – в хрустальных глазах блестят слёзы, переливаясь всеми цветами радуги». «Будут, не сомневайся, – Гилберт наклоняется к брату и мелко целует его в лоб». Мальчик бегло улыбается. Улыбка совсем скромная, тихая, но… крупинки слёз неторопливо скатываются из глаз и останавливаются на пухленьком подбородке. «Они будут светлыми, Римская Империя. Очень яркими, как рассветы, которые мы встречали вместе. Очень тёплыми, как закатное солнце, что обжигает землю своими последними лучами. Очень густыми, словно насыщенная гуашь у художника в палитре. Они будут пропитаны только любовью и счастьем, тем самым человеческим счастьем, которого у тебя никогда не было». Мальчик молчит. На слёзы, неприятно режущие сухую кожу, он не обращал внимания. Единственное, чего он хотел всем своим крохотным сердцем, было то, что бы брат был рядом. Всегда. «Я… полюбил… – он запинается, потому не знает, что говорить дальше. Он действительно испугался Одиночества, которое было так близко к нему. Оно скалилось, оказывало длинные клыки… кажется, ждало нужного момента, что бы задушить Империю в Правде этого страшного и голодного мира». «Знаю. И это правильно, брат! Если ты будешь доверять тому человеку… пока такому маленькому, как и ты, но у вас обоих огромные сердца, полные доброты». Пруссия поднимается с кровати и берёт в руки свечу. «Но… как же я… без тебя?..» «Та кровь, тот огонь многочисленных битв, что тлеет в тебе, даст о себе ещё знать. Пройдут года и когда-нибудь, ты поймёшь, что это был вовсе не огонь, а свет. Свет твоего…» Гилберт не успевает договорить: неукротимый сапфировый сквозняк, ворвавшийся в комнату, гасит свечу. Через секунду та упадёт на пол. «Нет никакого света, – думает Римская Империя. – Впереди только Тьма».
Автор, из-за непоняток с кавычками как-то сложно вообще воспринимать. Да и в принципе, я понимаю, что арт пафосен - и исполнение должно быть пафосно, но качества пафоса арта вы не выдержали, имхо, скатившись в банальные, ничем не примечательные, второсортные сопли. мимокрокодил
Как и сказали до меня, вкусы у всех разные. Так называемую "пафосность" арта, автор не отрицает, так же как и сопли исполнения. The Machineries of Joy, как пожелаете.)
«Я подарю тебе новые воспоминания».
«Новые? – осторожно спрашивает мальчик. – А куда денутся старые?»
«Они просто… исчезнут. Утонят в море новой жизни, новых чувств, новых воспоминаний…»
«А они… будут там, где ты, братик? – в хрустальных глазах блестят слёзы, переливаясь всеми цветами радуги».
«Будут, не сомневайся, – Гилберт наклоняется к брату и мелко целует его в лоб».
Мальчик бегло улыбается. Улыбка совсем скромная, тихая, но… крупинки слёз неторопливо скатываются из глаз и останавливаются на пухленьком подбородке.
«Они будут светлыми, Римская Империя. Очень яркими, как рассветы, которые мы встречали вместе. Очень тёплыми, как закатное солнце, что обжигает землю своими последними лучами. Очень густыми, словно насыщенная гуашь у художника в палитре. Они будут пропитаны только любовью и счастьем, тем самым человеческим счастьем, которого у тебя никогда не было».
Мальчик молчит. На слёзы, неприятно режущие сухую кожу, он не обращал внимания. Единственное, чего он хотел всем своим крохотным сердцем, было то, что бы брат был рядом. Всегда.
«Я… полюбил… – он запинается, потому не знает, что говорить дальше. Он действительно испугался Одиночества, которое было так близко к нему. Оно скалилось, оказывало длинные клыки… кажется, ждало нужного момента, что бы задушить Империю в Правде этого страшного и голодного мира».
«Знаю. И это правильно, брат! Если ты будешь доверять тому человеку… пока такому маленькому, как и ты, но у вас обоих огромные сердца, полные доброты».
Пруссия поднимается с кровати и берёт в руки свечу.
«Но… как же я… без тебя?..»
«Та кровь, тот огонь многочисленных битв, что тлеет в тебе, даст о себе ещё знать. Пройдут года и когда-нибудь, ты поймёшь, что это был вовсе не огонь, а свет. Свет твоего…»
Гилберт не успевает договорить: неукротимый сапфировый сквозняк, ворвавшийся в комнату, гасит свечу. Через секунду та упадёт на пол.
«Нет никакого света, – думает Римская Империя. – Впереди только Тьма».
левый чел
тот самый.
Aelen, счастье заказчика для меня просто благодать небесная. ^^
выполнитель
*рукалицо*.
Автор, из-за непоняток с кавычками как-то сложно вообще воспринимать. Да и в принципе, я понимаю, что арт пафосен - и исполнение должно быть пафосно, но качества пафоса арта вы не выдержали, имхо, скатившись в банальные, ничем не примечательные, второсортные сопли.
мимокрокодил
The Machineries of Joy, как пожелаете.)