Ненависть бывает разной. Кому-то она является в виде острой, как кинжал, зависти, постоянно колющей в сердце, побуждающей исходить злобой, стремиться так или иначе извести оппонента, отобрать у него то, что так привлекательно в нем для других. Кто-то обретает ее в мести, отравляющей сердце годами, выжигающей все светлое, что когда-то было в душе. Для кого-то она навсегда останется формой привязанности - извращенной, болезненной, мертворожденной почти, но неизвестно как сохраняющейся надолго. Для Антонио вся эта философская болтовня не имела смысла, как и любая другая кучка ничего не значащих заумных слов. Его ненависть была проста и незатейлива, она выражалась буквально парой фраз, которые Испания так любил произносить, уходя на очередной пиратский рейд к берегам Альбиона: "Я просто хочу его уничтожить. Не ради денег, славы или власти, даже не ради чести быть единственным королем морей, исключительно ради того, чтобы он никогда больше не вышел в плавание на своей лоханке!" Франциск, хороший друг и собрат в его жгучей ненависти к Артуру, ехидно улыбаясь, повторял: "О-ля-ля, да ты просто ревнуешь, Тони!" Он, скорее всего, и предположить не мог, насколько он прав, хотя на самом деле наверняка имел в виду совершенно не то... Фернандес познал ненависть в худшей из ее форм - в форме ревности, недоверия, болезненного страха, что море однажды изменит ему с этим наглым английским выскочкой. Она ведь столь переменчива, эта его любимая стихия...
Ненависть бывает разной. Кому-то она является в виде острой, как кинжал, зависти, постоянно колющей в сердце, побуждающей исходить злобой, стремиться так или иначе извести оппонента, отобрать у него то, что так привлекательно в нем для других. Кто-то обретает ее в мести, отравляющей сердце годами, выжигающей все светлое, что когда-то было в душе. Для кого-то она навсегда останется формой привязанности - извращенной, болезненной, мертворожденной почти, но неизвестно как сохраняющейся надолго.
Для Антонио вся эта философская болтовня не имела смысла, как и любая другая кучка ничего не значащих заумных слов. Его ненависть была проста и незатейлива, она выражалась буквально парой фраз, которые Испания так любил произносить, уходя на очередной пиратский рейд к берегам Альбиона: "Я просто хочу его уничтожить. Не ради денег, славы или власти, даже не ради чести быть единственным королем морей, исключительно ради того, чтобы он никогда больше не вышел в плавание на своей лоханке!"
Франциск, хороший друг и собрат в его жгучей ненависти к Артуру, ехидно улыбаясь, повторял: "О-ля-ля, да ты просто ревнуешь, Тони!" Он, скорее всего, и предположить не мог, насколько он прав, хотя на самом деле наверняка имел в виду совершенно не то...
Фернандес познал ненависть в худшей из ее форм - в форме ревности, недоверия, болезненного страха, что море однажды изменит ему с этим наглым английским выскочкой. Она ведь столь переменчива, эта его любимая стихия...